В 1917 и 1918 годах, в двух выпусках альманаха "Скифы" вышел роман Андрея Белого "Котик Летаев". Это - роман-ретроспекция, в нем автор от первого лица описывает события своего самого раннего детства, приблизительно до трех лет. Таким образом у Бориса Николаевича Бугаева помимо общеизвестного, распространенного псевдонима - Андрей Белый - появляется еще один, гораздо более созвучный настоящему имени - Котик Летаев. А мы таким образом переносимся в Москву начала 1880-х годов.
Итак, маленький Боря Бугаев, он же Котик Летаев прогуливается по дореволюционной Москве.
"Каждый день мы идем: на Пречистенский бульвар погулять (на Смоленский бульвар мы не ходим: там дурно воспитаны дети); кто-нибудь ходит там; и вдруг сядет на лавочку; на меня поглядит; и - значительно посылает улыбки; все они улыбаются мне; все они уже знают, что Котик Летаев гуляет...
А уже набежали на нас: крылоногие ветерки; веют белые вей на разгасившихся щечках; дымит куча снега; песик к ней подбежал и над нею он поднял: мохнатую ногу; я бросаюсь к лимонному пятнышку, но Раиса Ивановна - "пфуй"!
Ах, как жалко!
Безрукая шуба щетинится комом древнего меха в снега; и хлопает в воздухе крыльями; я бросаюсь на шубу; обхватить ее ручками; она нагибается низко, и из шершавого меха, под шапкой, уставятся: два очка; и белая борода прожелтится усами; шуба - гуляет, как я; и она называется: Федор Иваныч Буслаев; и Федор Иваныч зашамкает - птичка ему рассказала, что Котик Летаев сегодня гуляет; и он Котику принес на бульвар кое-что: и дрожащей рукой меня треплет по разгасившимся щечкам; и кусочек рябиновой пастилы осторожно просунет мне в ротик, кивая очкастою головой; Федор Иваныч Буслаев гуляет, не на ногах, а... на шубе (живет в своей шубе)".
Какое-то не столько детское, сколько кошачье восприятие мира.
Дело в том, что у Бориса Николаевича Бугаева, фактически, не было детства. То есть, оно, разумеется, было, но нелепое, карикатурное. Отец - университетский профессор, известный математик, он весь в своих формулах, кажется, он и своего трехлетнего карапуза мечтает заставить писать эти формулы. Мать - легкомысленная красавица, увлеченная театралка, большая любительница музицировать и танцевать. Для нее сын - в первую очередь забавная игрушка, она наряжает его в девочковые платья и отпускает ему локоны ниже плеч.
Родители то и дело ругаются. Мальчик растет закомплексованным, несчастным. Он боится показать перед матерью свою любовь к отцу и наоборот.
Мать боялась, что Боря вырастет таким же ученым сухарем, как его отец. Отец боялся, что он вырастет таким же несерьезным, как мать.
Мать, кстати, нередко его называла котом. Во время многочисленных семейных споров кричала:
- Мой кот!
- Кот, сюда!
- Мой кот, сюда!
Не удивительно, что для самого малыша, закомплексованного, впечатлительного, не понимавшего, что творится вокруг, эти уличные прогулки были каким-то нагромождением сказочных химер, злых и добрых. И злых было больше.
Эта заноза сидела, свербила. И уже будучи взрослым, на четвертом десятке, Борис Николаевич переписал свое детство - с кошачьего ракурса.
Он стал бывшим московским, арбатским котом, маленьким, низеньким, с абсолютно нечеловеческим восприятием мира. Этот кот, как и положено котам, бродил по окрестным переулкам, а странные большие люди кормили его с рук рябиновой пастилой.
Роман "Котик Летаев" замышлялся как первая часть семитомной автобиографической эпопеи под названием "Моя жизнь". Следом за ним должны были последовать "Коля Летаев", "Николай Летаев", "Леонид Ледяной", "Свет с востока", "Сфинкс", и "У преддверия Храма". Ничего кроме "Котика" реализовано не было. Зато в 1921 году Андрей Белый пишет еще один роман, посвященный собственному детству, "Крещеный китаец".
Главный герой так же боится уличных прогулок: "Сворачиваем в Малый в Кисловский переулок; боюся невнятиц; а здесь есть невнятица - "э_д_а_к_о_е т_а_к_о_е с_в_о-е": два гриффона, крылатые: и - я боюсь двух крылатых гриффонов, поднявших две лапы над бойким под'ездом; боюся двух желтых, оскаленных каменных львов на воротах какого-то дома: вот спрыгнут".
Мать все так же сюсюкает: "Котик, Котеночек мой, Котосеночек мой".
Играется, тискает: "Глядите! Ловите! Держите! Кривляется Котик!"
Отец пытается учить, показывает скорпиона: "Знаешь ли, Котенька, он поедает микробов: полезная бестия".
Андрею Белому сорок один, до смерти остается лишь двенадцать лет - а он все тот же котик из Арбатских переулков.
Котик Борис Николаевич.
Кстати, роман "Котик Летаев" очень нравился Есенину. Сергей Александрович писал: "В "Котике Летаеве" - гениальнейшем произведении нашего времени - он зачерпнул словом то самое, о чем мы мыслили только тенями мыслей, наяву выдернул хвост у приснившегося ему во сне голубя и ясно вырисовал скрытые в нас возможности отделяться душой от тела, как от чешуи".
Сам Сергей Александрович не был заправским кошатником. Тем не менее, именно он написал лучшее, как мне кажется, котостихотворение:
Ах, как много на свете кошек, Нам с тобой их не счесть никогда. Сердцу снится душистый горошек, И звенит голубая звезда. Наяву ли, в бреду иль спросонок, Только помню с далекого дня - На лежанке мурлыкал котенок, Безразлично смотря на меня. Я еще тогда был ребенок, Но под бабкину песню вскок Он бросался, как юный тигренок, На оброненный ею клубок. Все прошло. Потерял я бабку, А еще через несколько лет Из кота того сделали шапку, А ее износил наш дед.
Это стихотворение было написано в 1925 году и посвящено сестре Шуре. На первый взгляд кажется: при чем тут Москва? Речь явно идет о деревенской кошке! Но не все так просто. С котиками вообще никогда не бывает просто.
Александра Александровна писала в мемуарах: "В один из сентябрьских дней Сергей предложил Соне и мне покататься на извозчике. День был теплый, тихий.
Лишь только мы отъехали от дома, как мое внимание привлекли кошки. Уж очень много их попадалось на глаза. Столько кошек мне как-то не приходилось встречать раньше, и я сказала об этом Сергею. Сначала он только улыбнулся и продолжал спокойно сидеть, погруженный в какие-то размышления, но потом вдруг громко рассмеялся. Мое открытие показалось ему забавным, и он тотчас же превратил его в игру, предложив считать всех кошек, попадавшихся нам на пути.
Путь от Остоженки до Театральной площади довольно длинный, особенно когда едешь на извозчике. И мы принялись считать. Это занятие нас всех развеселило, а Сергей увлекся им, пожалуй, больше, чем я. Завидев кошку, он вскакивал с сиденья и, указывая рукой на нее, восклицал: "Вон, вон еще одна!"
Мы так беззаботно и весело хохотали, что даже угрюмый извозчик добродушно улыбался".
Именно после этой поездки и было написано стихотворение.
Упомянутая в мемуарах Соня - тогдашняя жена Есенина, Софья Андреевна Толстая, внучка великого писателя. И сам поэт, и его сестра в то время проживали у нее в квартире, в доме 3 по Померанцеву переулку. Так что деревня деревней, а вдохновлялся-то Есенин кошками-москвичками.
И еще. От дома, где жила Софья Толстая до дома, где прошло детство Андрея Белого (Арбат, 55) - всего один километр и сто метров, если по прямой. По московским меркам, вообще ничего. И полагаю, что как минимум одна из кошек, повстречавшихся в тот день Есенину, была литературной родственницей Андрея Белого.