Московский общепит эпохи Брежнева был откровенно убогим. Тем выше концентрация воспоминаний, связанная с каждым местом.
Названный в честь фонтана
В 1939 году на севере Москвы была открыта Всероссийская Сельскохозяйственная выставка, ныне ВДНХ. Это было логическое продолжение Всероссийской сельскохозяйственной и промышленно-кустарной выставки, которая была развернута в двадцатые годы на месте нынешнего Центрального парка культуры имени Горького. Принципиальная разница заключалась в том, что выставка на берегу Москвы реки изначально задумывалась как временная, а экспозиционный городок между Сокольниками и Останкиным строился как постоянный.
Не удивительно, что здесь, помимо собственно, выставочных площадей, была развернута своего рода образцово-показательная инфраструктура — магазины, почта, библиотека, кинотеатр, рестораны. Среди последних выделялся тот, что был расположен вдали от центральных аллей и павильонов, на северо-западной окраине выставки, практически на берегу Третьего Каменского, а в то время Центрального пруда.
Ресторан в то время назывался скромно — "Главный". Он был построен за два года до официального открытия выставки по проекту архитектора Г. Чалктыкьяна, и был расположен на одной оси с павильоном "Механизация" (ныне — "Космос"). Это была своего рода релаксационная зона — по обеим сторонам тамошней аллеи располагались киоски с сосисками, ситро, пивом, мороженым. Ресторан, построенный в стиле китайских пагод как бы венчал все это образцово-показательное пиршество.
В пояснительной записке значилось: "Главный ресторан должен войти в ансамбль как один из ориентиров Выставки, открывающий в то же время зону отдыха и дающий начало ансамблю Ботанического сада.
Ввиду этого здание ресторана должно решаться парадно и торжественно и в то же время должно быть увязано с окружающим парковым пейзажем, вписываться в него и иметь обширную обозреваемость.
Главный фасад здания ориентирован в сторону Выставки на пруд, откуда запроектирован главный вход в ресторан, помимо которого имеются еще два входа с торцевых портиков, а также полноценные входы по галереям 2-го этажа".
В пик своей славы ресторан, однако же, вошел уже после войны. В 1954 году была проведена его фундаментальная реконструкция. Китайский стиль сменился на древнеримский (что соответствовало пафосу победы над врагом). Ресторан был огромен — он вмещал около 1 000 человек). С террас второго этажа открывались роскошные виды на старый Останкинский парк, а также на павильоны "Механизация" и "Главмясо". Мебель для ресторана делали на заказ — из ореха и дуба. Обилие зеркал и люстр усиливало атмосферу праздника. Над танцевальной площадкой возвышался купол, выполненный по мотивам алтаря римского храма Венеры и Ромы. Штат этого общепитовского заведения составлял 400 человек.
Тогда же, в 1954 году на Центральном пруду был реконструирован уникальный фонтан "Золотой колос" или "Колос на пруду". Он и вправду представлял из себя пшеничный колос, а уникальность состояла в материале — фонтан был выполнен из медных листьев.
Увы, материал оказался недолговечным — фонтан начал банальным образом рассыпаться. И был заново воссоздан уже в железобетоне. Высота этого сооружения не шуточная — 16 метров (то есть, ростом с "хрущевскую" пятиэтажку), а высота струй достигала 25 метров.
Не долго думая, реконструированный ресторан назвали в честь реконструированного же фонтана — "Золотой колос".
Кухня здесь была по преимуществу деликатесная, наценочная категория — ясное дело, высшая. Но посетители "Золотого колоса" не жаловались на дороговизну. Этот ресторан посещали настоящие хозяева жизни — завскладами, директора таксопарков, композиторы, артисты, частные стоматологи, директора и товароведы крупных магазинов. Сюда нередко приводили иностранные делегации — эти и вовсе наслаждались жизнью за казенный счет. Обедали в том ресторане и организованные группы иностранных путешественников, прибывших в СССР по линии "Интуриста". Говорят, что в 1960 году Хрущев водил сюда Эрнесто Че Гевару. Самым же "звездным" из завсегдатаев этого учреждения общепита считался член Политбюро А. Н. Косыгин.
А пруд был зарыблен зеркальными карпами.
Увы, в 1980-е тот ресторан закрыли, а затем и вовсе забросили. Мебель куда-то подевалась, здание все больше приходило в упадок. Нынешний аукцион — реальное спасение для него.
Родина "Птичьего молока"
Да, ресторан «"Золотой колос" стоял особняком. Он был, по сути, загородным рестораном — при том, что находился в пределах административной границы Москвы. Но нельзя сказать, что у него не было конкурентов. Были, и довольно сильные.
Один из них — ресторан "Прага". Он был открыт еще до революции, и поначалу функционировал как трактир. Но в конце позапрошлого века у него поменялся хозяин, который взялся за дело всерьез. Выстроил новое здание, сделал более деликатесным меню, обустроил изысканные интерьеры, завел фирменную посуду и приборы. "Прага" сделалась популярной у московской богемы.
"Гудят колокола, поют хоры, гремит трамвай, звенит румын в летнем зале Праги пышноволосой," — восхищался писатель Борис Зайцев.
После революции "Прага" закрылась. Правда, ненадолго. Здесь действовали Высшие драматические курсы, магазины "Букинист", "Книжное дело", "Слово", библиотека. С наступлением же нэпа все вернулось. Именно в нэпманской "Праге" происходила знаменательна сцена "кутежа" Ипполита Матвеевича Воробьянинова и Лизы Калачовой (Ильф и Петров, "Двенадцать стульев"). "Однако, — возмущался бывший предводитель дворянства, — телячьи котлеты — два двадцать пять, филе — два двадцать пять, водка — пять рублей".
В тридцатые ресторан снова закрылся — уже до времен хрущевской оттепели. Его третье рождение пришлось на 1954 год. Именно тогда название впервые нашло отражение в меню. Здесь и вправду стали подавать блюда национальной чешской кухни — кнедлики, шпикачки, пльзеньское пиво. Все это везли прямо из "братской" Чехословакии. А писатель Фридрих Горенштейн описывал в романе под название "Чок-чок" посещение этого заведения чешкой Каролиной: "В ресторане "Прага" Каролину знали. Видимо, она здесь часто бывала. Официант поздоровался с ней, как со знакомой, указал удобный отдельный столик и быстро принес заказанное Каролиной "рожничи" — жареное свиное мясо, посыпанное мелконарезанным сырым луком и бутылку легкого чешского вина.
— Ты, Серьожа, можешь взять себе чешские кнедлики из творога. Очень вкуснятина. Мне жаль, нельзя из-за фигуры, но у нас есть тапер, играет на репетиции, так он всегда берет две порции".
Тут бывали Алла Пугачева, а Галина Брежнева традиционно отмечала здесь Восьмое марта. А для тех, кто не имел финансовой возможности поужинать в том ресторане, открыли магазин-кулинарию, опять таки, с произведениями чешской кухни, во главе которой стоял восхитительный торт "Прага". Кстати, именно здесь впервые начали выпускать другой торт — культовое для своего времени "Птичье молоко".
Кафе для тайных встреч
В 1936 году открылась первая очередь гостиницы "Москва". Это было событием незаурядным. Газеты писали: "В величественном здании открывшейся гостиницы… нетрудно увидеть строительную культуру нашего метрополитена. Она сказывается в архитектурном размахе и просторе помещений, в бытовых удобствах, которые найдет в гостинице приезжий, в щедрой облицовке мрамором фасада, лестниц, колонн и комнат. Вестибюли и комнаты этого здания украсят картины, гравюры, панно и скульптуры лучших наших художников."
При ней же, разумеется, был ресторан, в скором времени вошедший в свою славу. Но еще большей популярностью пользовалось кафе "Огни Москвы", располагавшееся на пятнадцатом этаже отеля. Отсюда открывался уникальный вид на Кремль, Манеж и довольно большую часть московского исторического центра. Здесь были свои фирменные блюда — сельдь "Олимпийская" (с картофелем, луком, майонезом, огурцом, сметаной и яйцом), рыбные котлеты (тоже по особому рецепту), торты "Сувенир" и "Славянка".
Советский детективщик Лев Овалов так описывал это учреждение общепита: "Леночка пришла в сквер против "Метрополя" точно в восемь часов. Королев появился в половине девятого.
— Здравствуйте, товарищ Ковригина, — против обыкновения подчеркнуто официально поздоровался он и осмотрелся вокруг. — Сегодня у нас серьезный разговор. Пойдемте лучше в другое место.
В лифте они поднялись на пятнадцатый этаж гостиницы “Москва”, там находилось кафе "Огни Москвы", в нем всегда можно найти уединенный столик.
Королев заказал кофе, пирожных.
— Может быть, вина? — предложил он.
— Если хотите, пожалуйста, только я пить не буду, — отказалась Леночка.
— Нет, мне нельзя, если бы даже хотел, я при исполнении служебных обязанностей".
Здесь было удобно устраивать серьезные тайные встречи.
"А люди все роптали и роптали"
Пользовался славой и невзрачный внешне — просто стеклянный павильончик — ресторан "Узбекистан" на Неглинной улице. Его посещала богема. Здесь любили ужинать Высоцкий и Марина Влади. Но даже им было непросто попасть в этот среднеазиатский рай.
Людмила Гурченко вспоминала: "В то лето 1966 года Володя Высоцкий, Сева Абдулов и я с дочкой Машей оказались в очереди ресторана «Узбекистан». Стояли мы бесконечно. Перед нами все проходили и проходили какие-то люди в черных костюмах. Это было время, когда после "Карнавальной ночи" случилась долгая пауза и меня уже не узнавали. А Володю еще не знали в лицо — фильмы, фотографии его были впереди… Он вел себя спокойно. Я же нервничала, дергалась: "Ужас, а? Хамство! Правда, Володя? Мы стоим, а они уже, смотри! Вот интересно, кто они?" Потом мы ели во дворике «Узбекистана» вкусные национальные блюда".
Впоследствии Высоцкий посвятил тому стоянию в очереди песню:
А люди все роптали и роптали, А люди справедливости хотят: - Мы в очереди первыe стояли, А те, кто сзади нас, - уже едят. Им объяснили, чтобы не ругаться: - Мы просим вас, уйдите, дорогие! Те, кто едят, ведь это - иностранцы, А вы, прошу прощенья, кто такие?
Вошел тот ресторан и в стихотворение Евгений Евтушенко:
Все выглядело странно и туманно - и сквер с оградой низкою, витой, и тряпками обмотанные краны тележек с газированной водой. Свободные таксисты, зубоскаля, кружком стояли. Кто-то, в доску пьян, стучался в ресторан "Узбекистан", куда его, конечно, не пускали...
Сегодня там находится другое заведение.
ЦДЛ и т. д.
И совершенно отдельная тема — рестораны, работавшие при творческих союзах. Их было немного — ресторан Союза композиторов (более известный под прозвищем "Балалайка"), Союза журналистов, писателей, архитекторов, ресторан при Доме актера и ресторан ЦДРИ — Центрального дома работников искусств. Самым, пожалуй, веселым и относительно доступным был ресторан при Домжуре — Центральном доме журналиста. Туда пускали по удостоверениям творческого союза, но иногда было достаточно предъявить редакционное удостоверение, журналистов в стране было много (точно уж больше, чем композиторов и архитекторов), практически у каждого москвича был знакомый журналист, а значит, и возможность побывать в заветном ресторане и приобщиться к его атмосфере, а также фирменным блюдам — тарталеткам с печеночным паштетом, филе по-суворовски с кровью, осетрине по-монастырски и клюквенному морсу.
История этого места берет свое начало в послереволюционные годы, когда в этом здании открылся Дом печати. Карикатурист Борис Ефимов вспоминал, как приводил сюда на Новый год писателя Фейхтвангера: "В Доме печати на Никитском бульваре… новогоднее веселье было в полном разгаре. С нескрываемым любопытством разглядывал Фейхтвангер многочисленную публику, непринужденно шумящую, поющую, танцующую. Обходя залы Дома печати, карнавально украшенные гирляндами, фонариками, всевозможными шутливыми изречениями и пожеланиями, мы увидели в скромном уголке за маленьким столиком Валерия Чкалова вдвоем с женой и познакомили знаменитого летчика со знаменитым писателем".
В 1938 году Дом печати сделался Домом журналиста. Однако на характере этого места реорганизация не отразилась. До недавних пор причастные к миру масс медиа проводили тут свои угарные вечера. Сегодня же Домжур — общедоступное, ничем особенным не выделяющееся место на карте Москвы.