10 июня 1882 года в Москве умер художник Василий Перов. Он будто бы всю жизнь, нарочно, шел навстречу своей смерти. Незаконнорожденный (вслушаться только в это слово, то есть, если бы все было по закону, он вообще не должен был рождаться) сын тобольского губернского прокурора Григория Криденера, он поначалу был Васильевым, в честь крестного отца, а после стал Перовым, за хороший почерк. Будто бы мироздание, глядя на чернявого талантливого мальчика, все не могло решить: а что это такое, вообще.
В 18 лет Перов - москвич. Оканчивает знаменитое художественное училище на Мясницкой, но жить, тем не менее, не на что. Есть, спать в тепле, носить обувь, одежду - вот все это не на что. Картины не столько приносят доход, сколько портят его отношения со Святейшим Синодом. "Сельский крестный ход на Пасхе", "Проповедь в селе", "Чаепитие в Мытищах" - все это не нравится Синоду.
В 28 лет художник женится. Проходит семь лет - и жена умирает, а следом за ней два ребенка. Смерть без устали машет ему своей сухонькой лапкой: привет, дескать, не расслабляйся, я тут. А Перов, собственно, и не забывает, пишет полотно за полотном - "Проводы покойника", "Утопленница", "Сцена на могиле", "Суд Пугачева".
В год сорокалетия судьба подносит ему юбилейный дар - чахотку. Затем тиф, пневмония. И в 48 лет он умирает - в рамках жанра, в бедной земской кунцевской больнице.
Михаил Нестеров писал: "Как случилось, что Василий Григорьевич Перов... стал седым, разбитым стариком, и теперь умирает в злой чахотке?"
Но вопрос не имеет ответа.