Спасопесковский переулок своим названием он обязан церкви Спаса на Песках. Москвичи любили этот храм. Вера Харузина писала в мемуарах: "Особенно дорогим воспоминанием осталось мне хождение к ранней обедне с Колей. Нас отпускали вдвоем в церковь Спаса на Песках в Николин день и на Михаила Архангела… На Песках был тогда праздник. Еле брезжило, и мы шли по площади посреди снежных сугробцев, и я чувствовала себя под покровительством Коли и так любила этого гимназиста в серой шинели, шедшего возле меня и помогающего мне в трудных местах. Потом мы входили в храм - и он пленял нас своей древностью. Простое пение без певчих, полусумрак в храме создавали особое и любимое нами настроение. Было значительно светлее, когда мы шли домой, но все еще темно, просыпалась уличная жизнь".
Именно этот храм изображен на знаменитой картине Поленова "Московский дворик". Работе над "Двориком" предшествовала любопытная история. Василий Поленов только-только приехал в Москву, и бродил по городу в поисках съемной квартиры. Одна из них сразу ему не понравилась - показалась и тесной, и темной. Но из вежливости продолжал осматривать помещения. Когда же квартирохозяйка привела его в кухню, он первым делом увидел окно, а за окном - чудесный пейзаж с церковью. Поленов, не раздумывая, снял эту квартиру, и сразу же, глядя из кухонного окна, написал свой самый известный пейзаж.
Художник сетовал в письме к Крамскому: "К сожалению, я не имел времени сделать более значительной вещи, а мне хотелось выступить на передвижной выставке с чем-нибудь порядочным, надеюсь в будущем заработать потерянное для искусства время. Картинка моя изображает дворик в Москве в начале лета". Когда же выставка открылась, "Московский дворик" произвел фурор.
Художник Василий Бакшеев писал: "Когда "Московский дворик" был впервые выставлен, рядом с ним все этюды и пейзажи других художников казались черными, как клеенка, настолько много света, воздуха, жизнерадостности и правды в этой небольшой по размеру, но глубокой по содержанию картине".
Другой же художник, И. С. Остроухов не уставал восхищаться: "Одним из неожиданно больших праздников для меня было появление на передвижных выставках первых интимных пейзажей Поленова в самом конце семидесятых годов. Меня поразили исключительно "Московский дворик" и ряд других "тургеневских", интимных мотивов. Они явились мне неожиданно, свежо, проникнутые правдой, тонким музыкальным лиризмом и изящнейшей техникой".
Этот факт даже вошел в советскую поэзию. В частности, в стихотворение Глеба Еремеева:
Писал Поленов дворик на Арбате, А я когда-то жил немного в нем. Забор, деревья, луковки во злате И облачка, объятые огнем. Июнь - медовый месяц мой и лета. Прохладный запах кожи молодой, Горячий запах липового цвета, Стихи, любовь и муки в жизни той. Однако, я ли мучился Россией, Поленов ли, еще ли кто иной, - Неважно: сколько душ ни приноси ей, Она по-женски требует одной. Всегда к одной, единственной, единой, Художнически преданной любви, Она, краснея, тянется рябиной Иль маками степными на крови. Но прежде чем без памяти влюбиться, У счастья, у России на краю Сумей в свою единственность пробиться И в избранность уверовать свою.
Не шедевр, конечно, зато искренне.
Рядом же с церковью - так называемый Пушкинский сквер. Краевед и историк Сигурдт Оттович Шмидт вспоминал: "О моем детском восприятии Пушкина и вообще пушкинского напоминает и Пушкинский сквер. В зелени, за церковной оградой, Тата, няня моя (тогда еще совсем молодая), приобщала маленького мальчика к восприятию на слух читаемого ею текста и к самостоятельному чтению".
Название сквера использовалось в воспитательных целях.