Самым известным арестантом Крутицких казарм был Александр Иванович Герцен. Его привезли сюда в 1834 году из Пречистенской части, или из "частного дома", как он сам говорил. Герцен описывал поездку: "Ехали мы, ехали часа полтора, наконец проехали Симонов монастырь и остановились у тяжелых каменных ворот, перед которыми ходили два жандарма с карабинами. Это был Крутицкий монастырь, превращенный в жандармские казармы".
Там, несмотря на обыск (ужасающе непрофессиональный, заключенному, совсем не искушенному в таких вещах, удалось утаить ножик), все было вполне интеллигентно. "Ваша комната готова," - сказали Александру Ивановичу, как будто он прибыл в отель. И проводили в камеру.
Герцен писал: "В моей комнате стояла кровать без тюфяка, маленький столик, на нем кружка с водой, возле стул, в большом медном шандале горела тонкая сальная свеча. Сырость и холод проникали до костей; офицер велел затопить печь, потом все ушли. Солдат обещал принесть сена; пока, подложив шинель под голову, я лег на голую кровать и закурил трубку".
Условия и вправду мало отличались от гостиницы средней руки 1840-х годов. Особенно по части тараканов: "Через минуту я заметил, что потолок был покрыт прусскими тараканами. Они давно не видали свечи и бежали со всех сторон к освещенному месту, толкались, суетились, падали на стол и бегали потом опрометью взад и вперед по краю стола. Я не любил тараканов, как вообще всяких незваных гостей; соседи мои показались мне страшно гадки, но делать было нечего, - не начать же было жаловаться на тараканов, - и нервы покорились. Впрочем, дня через три все пруссаки перебрались за загородку к солдату, у которого было теплее; иногда только забежит, бывало, один, другой таракан, поводит усами и тотчас назад греться".
Увы, уже в первую ночь арестант угорел.