5 февраля (23 января по старому стилю) 1901 года в Москве, на Тверской улице состоялось торжественное открытие "Магазина Елисеева и погребов русских и иностранных вин". Владимир Алексеевич Гиляровский, автор нашумевшей книги "Москва и москвичи" и прозванный коллегами "королем репортеров", прибыл туда в собственном экипаже. На козлах сидел личный кучер Гиляровского Иван Дунаев, бывший московский водовоз. Гиляровский так его и называл - Ваня-водовоз, а то и просто Водовоз или же Берендей.
Берендей щурился на барышень и распевал свою любимую песенку из кинофильма "Волга-Волга":
Удивительный вопрос: Почему я водовоз? Потому что без воды - И ни туды и ни сюды!
Сам Владимир Алексеевич был равнодушен к песням. Он любил розовый нюхательный табак, который специально по его заказу делал пономарь из церкви Троицы в Листах, на Сретенке, у Сухаревой башни.
У входа в свежее, специально отделанное помещение как часто случается в подобных случаях, была легкая потасовка. Но могущественное удостоверение репортера газеты "Гастрономические излишества" в очередной раз не подвело, и "король репортеров", оттеснив толпу желающих, протиснулся внутрь.
Сзади восторженно переговаривались:
- Вот он, дядя Гиляй!
- Дядя Гуляй?
- Не Гуляй, дурак! Гиляй!
Новый магазин был сделан по принципу айсберга. Основная - торговая - часть располагалась в восьми этажах под землей. В надземной части Елисеевского гастронома были оборудованы ресторации. То есть то, где важны были виды на главную улицу древнего города, на ее пролетки, попрошаек, полицейских, кучи желтого снега и входящие в моду авто. Рестораны: "Настурция", "Символисты и Врубель", "Кошачий визг", "Селена". Трактиры: "Чухонское масло", "Новый Патрикей", "Тамбов". Кофейни: "Робкий арапчонок", "Мадемуазель Куку".
Гиляровский первым делом направился в "Тамбов" - перекусить. Взял запечатанную бутылку казенной водки и каленое яйцо. Больше он в общепите никогда и ничего не брал - боялся, что отравят, мало ли врагов. Царская же печать надежно защищала от поганых примесей, а яйцо и вовсе герметично с момента появления на свет.
Заморил червячка - и поехал осматривать нижние этажи. На элеваторе поехал, он же лифт - модная в те времена в Москве машина.
У него за спиной уважительно перешептывались:
- Это Гиляровский… Владимир Алексеевич… Большо-о-ой специалист… Все сосиски знает…
Внизу же чего только не было! Отдел бубликов и баранок - медовых, гречичных, горчичных, подсолнечных, с соей, с кузнечиками, с рыбьим жиром. Вина - виноградные, секвойевые, кивикиви, ананасные, грушевые "Дюшес". Кулебяки - в десять, двадцать, сорок этажей. Дижонские горчицы, тульские пряники, краковские колбасы, лимбургские и пошехонские сыры.
Посудные отделы: хрусталь Сваровски, богемское стекло, чаши из драгоценной уральской горной породы, вербилки, гжель. Столовые приборы - со всего земного шара, ложки с драгоценными камнями, вилки с двенадцатью зубчиками.
Все, что имеет отношение к пищеварительному процессу - микстуры, рвотные порошки, клистирные трубки - металлические, каучуковые. Клещи, сверла, ковырялки и другой зубоврачебный инструмент - тоже очень важно для гастрономической готовности.
Полный ассортимент!
А на самом нижнем этаже - кабинет хозяина, Григория Григорьевича Елисеева.
Об интервью было договорено заранее. Гастрономический магнат согласился принять “короля репортеров”. Разумеется, он был наслышан о подвигах Владимира Алексеевича - и как тот Урал с одной рукой переплывал, и как поезд “Сапсан” на ходу останавливал, и как на Луну летал в цельнометаллическом дирижабле конструкции Константина Эдуардовича Циолковского, и с каким трудом с Луны обратно возвращался.
Гиляровский, тем не менее, волновался. Он тоже много слышал о коммерческих и гастрономических подвигах Григория Елисеева и относился к нему с ярко выраженным пиететом.
Тем не менее, реальность превзошла все ожидания старого писаки. За столом сидел великолепный русский богатырь и писаный красавец. Его руки, покрытые золотыми чешуйками, были украшены драгоценными перстнями. Белый плащ с кровавым подбоем сидел будто влитой. Все три головы магната были повернуты в сторону гостя, шесть глаз смотрели добро и внимательно.
“Крокодил Гена”, - промелькнуло в голове у Гиляровского.
- Желаете гавану? - предложил хозяин кабинета, проведя широким жестом в сторону сигарного ящика.
- Нет, - отвечал Гиляровский, - я старый нюхач.
И выложил на стол кисет с розовым тертым табаком:
- Одолжайтесь!
А Елисеев кочевряжиться не стал - голов-то много. Одна голова толстую гаванскую сигару курит, другая короткую голландскую трубку петровских времен, ну а третья как зарядит первую ноздрю, да как чихнет, потом вторую! Щеки красные, черные сопли во все стороны летят - приятно посмотреть! Да две другие головы притом не забывают трубочкой и сигарой попыхивать.
Владимир Алексеевич умилился:
- Вы, я вижу, заправский нюхач! Наш человек, донской!
Елисеев польщенно кивнул сразу тремя головами. Хотя и родился, и всю свою жизнь он провел в Петербурге. Да и сам Гиляровский родом был с Вологодчины, а ни с какого не с Дона.
В общем, поговорили два великих человека. О чем - не наше дело, меньше знаешь - лучше спишь. Вышел Владимир Алексеевич из высокого подземного кабинета в настроении приподнятом, довольный как медведь в малиннике. И вдруг слышит:
- Караул! Пожар! Горим! Туруруру!
Оп-па! Новый магазин горит!
И сразу началось! В стенах сами по себе стали открываться герметичные ворота. На каждом этаже - по несколько ворот. Неприметные приземистые люди в сюртуках бутылочного цвета, напоминавшие больших жуков, стоявшие в укромных нишах, оживились. Они принялись направлять в эти ворота посетителей. Вежливо, слаженно, элегантно. За воротами по просторным, светлым коридорам посетители выбирались на поверхность через широкие колодцы. Всего было четыре колодца - в проходных дворах, на расстоянии ста метров от магазинных стен.
Эта была лучшая система пожарной эвакуации, которую доводилось видеть бывалому репортеру, а в былые годы и пожарному дружиннику.
Выйдя на Тверскую, Владимир Алексеевич быстро отыскал своего Берендея, уселся, привычно похлопал себя по карманам - а кисета и нет! На столе забыл, у Елисеева. Не так табака жалко - там немного оставалось, да и пономарь еще натрет - как самого кисета, подаренного еще пятнадцать лет назад вятскими вышивальщицами. Никогда не расставался с ним - и вот пожалуйте!
Бросился обратно, а в дверях охрана, не пускает. И удостоверение уже не действует.
Но Гиляровского просто так не возьмешь. Схватил он двух охранников и лбами их столкнул друг с другом. А затем еще двоих.
- Стой! - кричит. - Позабыл я кисет с табаком! Не хочу, чтобы кисет достался вражьему огню!
И рванул внутрь магазина. Каракулевая папаха съехала на мокрый лоб. Широченные штанины украинских шаровар развевались как два вольных васильковых знамени.
- Тарас Бульба, - восхищенно шептались в толпе. - Истинный Бульба.
- Бульба! - радостно выкрикнул случившийся неподалеку скульптор Николай Андреев! - Точно! Вот с кого я вылеплю Тараса Бульбу для постамента памятника Гоголю на Арбатской площади. С Гиляровского!
Лифты, конечно, оказались выключенными. “Король репортеров” принялся стремительно спускаться по внутренней пожарной лестнице. Через одну-две перекладины, словно гигантский азиатский орангутан. Сказывалось прошлое лазальщика-огнеборца. Да что там огнеборца - он по молодости лет участвовал в забегах на Останкинскую башню и даже брал призы.
Влетел как ястреб в кабинет Григория Григорьевича - там ни охраны уже, ни хозяина, вообще никого. Вот он - кисетушка, так и лежит на столе. Схватил его Владимир Алексеевич, наспех поцеловал золотое шитье - и обратно!
И тут только Гиляровский понял, что нет главного. Огня. Вообще никаких признаков пожара.
Искушенный читатель, вероятно, уже догадался - тревога была ложная и, если можно так сказать, рекламная. Елисеев таким образом продемонстрировал почтенной публике свою уникальную систему пожарной безопасности. Чтобы покупатель безо всяких опасений шел в его подземный гастрономический дворец.
Гиляровскому, ясное дело, принесли извинения. Да он и не был в обиде. Наоборот, молодость вспомнил.
Спустя пару часов Владимир Алексеевич уже сидел за любимым столом в своей знаменитой квартире в Столешниковом переулке. Аккуратно выводя букву за буквой, он писал репортаж в утренний выпуск "Гастрономических излишеств": "Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства...".
Слева от "Короля репортеров" стояло огромное блюдо его любимых пирогов с морковью и черникой - личная кухарка Гиляя по кличке Кормила как всегда расстаралась, себя превзошла.
Рядом, на диванчике системы "тет-а-тет" дремала любимая кошка Владимира Алексеевича. Клички у кошки не было, как, впрочем, и хвоста. Хвост - еще в котятах - отрезало поездом конно-железной дороги. А кличку давать было глупо - многочисленные гости "короля репортеров" все равно называли ее каждый на свой лад. Кто Муркой, кто Глашкой, а кто и Буренкой.
Одно нарушало идиллию - запах гниения. Он становился все сильнее, все отчетливее. Он заполнил собой весь кабинет, всю квартиру. Казалось, смердят все Столешники.
Гиляровский ну просто извелся: откуда? откуда воняет?
В кармане васильковых шаровар медленно плавился кусочек лимбургского сыра, который шутки ради подложил туда один из елисеевских приказчиков.