Заправской кошатницей была поэтесса Марина Цветаева. А поскольку она была склонна вести дневники, делать всякого рода заметки и притом на высочайшем писательском уровне, практически все ее котики автоматически становились литературными персонажами. Подстраховывала поэтессу ее младшая сестра Ася - писательское мастерство Анастасии Ивановны тоже было достойным.
Первые любимые коты сестер Цветаевых - в их легендарном доме в Трехпрудном переулке - были не живые. Младшая сестра писала в мемуарах: "Нашими любимыми игрушками были два рыночных, по 25 копеек, купленных няней кота: большие, из грубо раскрашенного ситца, в сидячей позе, набитые соломой".
Затем появился кот Вася - уже настоящий, ленивый и важный. Про него в доме говорили: "бархатный".
Анастасия Ивановна писала: "Зимними вечерами мы любили прилечь возле мамы на ее постели, в тихой спальне, в час, когда угасали звуки дня и дом еще не ожил, - в вечер. Под меховой шубой (в нижних комнатах было холодно) мы лежали втроем, мама и мы обе, говоря о чем вздумается, пока не приходил сон. С нами засыпал черный кот Вася, и когда, в общем тепле и уюте, его кто-нибудь трогал, он еще глубже уходил в теплую раковину своего тела и, еще круче вывернув мордочку кверху, из теплоты пушистого живота, односложно промурлыкивал одно и то же. Мы это переводили "курлык". От него и все наши сонные короткие вечера стали зваться делать "курлык".
Одно из стихотворений Марины Цветаевой так и называется "Курлык":
Детство: молчание дома большого, Страшной колдуньи оскаленный клык; Детство: одно непонятное слово, Милое слово "курлык". Вдруг беспричинно в парадной столовой Чопорной гостье покажешь язык И задрожишь и заплачешь под слово, Глупое слово "курлык". Бедная Fraulein в накидке лиловой, Шею до боли стянувший башлык,- Все воскресает под милое слово, Детское слово "курлык".
Если не знаешь, то ни в жизнь не догадаешься, что природа этого стихотворения исключительно кошачья.
А это цветаевское стихотворение связано уже с другим котом:
Собаки спущены с цепи, И бродят злые силы. Спи, милый маленький мой, спи, Котенок милый! Свернись в оранжевый клубок Мурлыкающим телом, Спи, мой кошачий голубок, Мой рыжий с белым! Ты пахнешь шерстью и зимой, Ты - вся моя утеха, Переливающийся мой Комочек меха. Я к мордочке прильнула вплоть, О, бачки золотые! - Да сохранит тебя Господь И все святые!
Рыжего кота в Трехпрудный дом принесла цветаевская няня. Он сидел на чужой форточке, она его, фактически, украла.
Рыжий кот прожил у Цветаевых всего лишь три дня. После чего убежал - вероятно, вернулся домой. Но он был настолько прекрасен, что за эти три дня все к нему привязались и очень жалели, когда он ушел.
А вот сцена прощания с котами - Васей и старым игрушечным. Сестры с матерью едут в Италию, а коты остаются в Трехпрудном. Анастасия Ивановна пишет: "Черный Васька, взъерошенный от объятий, тоже, как и мы, в дорожной лихорадке. Весь багаж обнюхан им поштучно. Кот напутствует вещи в иные края и дома... Тащат багаж, укладывают в пролетки. Мы несемся наверх. Сиротливо сидит на толстом соломенном заду тряпичный кот с давно затертой мордой, - давний, любимый кот. Ему не позволили ехать".
Был еще несостоявшийся кот, кот несбывшейся мечты. Когда родители совсем еще крохотной Марины отправились на Урал подбирать мрамор для Музея изобразительных искусств, они пообещали привезти особого, уральского кота.
Этот уральский кот требует пояснения. На самом деле существует кошачья порода под названием "уральский рекс". Это совершенно удивительные котики с кудрявой шерстью. Но уральский рекс возник лишь в середине прошлого столетия. Так что, вероятнее всего, родители Марины Ивановны имели в виду длинношерстного, а, точнее, полудлинношерстного сибирского кота. Он был известен еще в XVI столетии. Правда, в то время его называли бухарским.
Марина Ивановна вспоминала впоследствии: "Пишем папе и маме письма... Честно и мощно вывожу: "Нашли ли мрамор для музея и крепкий ли? У нас в Тарусе тоже есть мрамор, только не крепкий…" Мысленно же: "Нашли ли для нас кота - и уральский ли? У нас в Тарусе тоже есть коты, только не уральские"".
К сожалению, "уральского кота" так и не привезли. И в 1914 году этот несостоявшийся родительский подарок вдруг промелькнет в стихотворении "Под лаской плюшевого пледа":
Кто был охотник, кто добыча? Все дьявольски наоборот. Что понял, длительно мурлыча, Сибирский кот?
Еще одним цветаевским котом был дымчатый Кусака. Это уже другой адрес, и время другое. Марина Ивановна с мужем снимают квартиру в Борисоглебском переулке. Десятые годы.
Этот котик был южных кровей. Марина Ивановна подобрала его в Коктебеле, где гостила у Максимильяна Волошина, и привезла в Москву.
Кстати, именно Волошину посвящено самое знаменитое цветаевское котостихотворение. Оно так и называется - "Кошки":
Они приходят к нам, когда У нас в глазах не видно боли. Но боль пришла - их нету боле: В кошачьем сердце нет стыда! Смешно, не правда ли, поэт, Их обучать домашней роли. Они бегут от рабской доли: В кошачьем сердце рабства нет! Как ни мани, как ни зови, Как ни балуй в уютной холе, Единый миг - они на воле: В кошачьем сердце нет любви!
А про Кусаку писала в своих мемуарах Анастасия Цветаева:
"- Мама, Кусака! - кричала, вырываясь от няни, Аля, отбиваясь от няниных рук, ей не давая, переваливая в руки матери дымчатого серого кота.
- Ася, это не кот, это чудо какое-то… Он все понимает.
Марина целовала в голову Кусаку, выгибавшего шею, как лебедь".
Судьба кота была трагичной. Марина Ивановна уволила свою кухарку, а та, разозлившись, отравила Кусаку.
Место этого кота впоследствии занял Атос, внешне очень похожий на старого доброго Кусаку. Поэтесса писала: "Серый пушистый дымчатый зеленоглазый кот развалился на моем письменном столе... Огромный кот возлежит на спине, чуть извернувшись, лапы - кверху, наслаждаясь сном, как только кошки умеют. Отрешенно. Самозабвенно".
Не удивительно, что домашним именем сына Марины Цветаевой было емкое и короткое: Мур. А дочерей поэтесса называла котятками.