Фальшивый гурман
Лермонтов был всеяден. Абсолютно равнодушен к тому, что он ест.
При этом поэт очень болезненно относился к собственной репутации. В том числе и к репутации гурмана. Он пытался создать ее, фактически, на пустом месте.
Екатерина Сушкова писала: "Еще очень подсмеивались мы над ним в том, что он не только был неразборчив в пище, но никогда не знал, что ел, телятину или свинину, дичь или барашка; мы говорили, что, пожалуй, он со временем, как Сатурн, будет глотать булыжник. Наши насмешки выводили его из терпения, он споривал с нами почти до слез, стараясь убедить нас в утонченности своего гастрономического вкуса".
Товарищи это, конечно, понимали и подтрунивали над Михаилом Юрьевичем. А уже упоминавшаяся Сушкова и ее подруга (и одновременно кузина самого Лермонтова) Сашенька Верещагина как-то раз очень жестоко разыграли его. Испекли несколько пирожков с опилками и предложили поэту как некий изысканный деликатес. Тот ел и нахваливал.
Второй пирожок ему все же доесть не позволили - признались в проделке. Хотя гуманнее, конечно, было бы смолчать. От целлюлозы поэт, безусловно, не умер бы. А так - самолюбию был нанесен колоссальный урон. Лермонтов разозлился, убежал и несколько дней прятался от зловредных девиц.
Еда без границ
Поесть при всем при этом Лермонтов любил. Отставной майор Василий Иванович Чиляев, у которого Лермонтов жил в Пятигорске, вспоминал: "Лермонтов любил поесть хорошо, повара имел своего и обедал большею частию дома. На обед готовилось четыре, пять блюд".
Художник Моисей Егорович Меликов писал: "Помню характерную черту Лермонтова: он был ужасно прожорлив и ел все, что подавалось. Это вызывало насмешки и шутки окружающих".
Меликов учился вместе с Лермонтовым в университете.
А друг Лермонтова Александр Васильчиков откровенничал: "Когда к обеду подавали блюдо, которое он любил, то он с громким криком и смехом бросался на блюдо, вонзал свою вилку в лучшие куски, опустошал все кушанье и часто оставлял всех нас без обеда".
В еде Лермонтов был консервативен. Даже в детстве, когда нравится все новое. Его двоюродный брат, Михаил Антонович Пожогин-Отрашкевич вспоминал: "Капэ имел странность: он любил жаркое из молодых галчат и старался приучить к этому лакомству своих воспитанников. Несмотря на уверения Капэ, что галчата вещь превкусная, Лермонтов, назвав этот новый род дичи падалью, остался непоколебим в своем отказе попробовать жаркое, и никакие силы не могли победить его решения".
Капэ был лермонтовским учителем-французом.
Правда, в раннем возрасте у Лермонтова была довольно необычная диета. По указанию семейного доктора Левиса, мяса ему не давали. А на завтрак кормили бутербродами, состоящими из черного хлеба, масла и кресс-салата.
Все самое вкусное
И тем не менее, у Михаила Юрьевича были свои фавориты в гастрономическом мире. Например, малосольные огурцы. Как-то раз на Кавказе проезжий поэт-графоман принялся читать свои произведения Михаилу Юрьевичу. И, между делом, обмолвился, что везет из России целый бочонок свежезасоленных огурцов. Тогда Лермонтов напросился к нему на квартиру, чтобы в спокойной обстановке насладиться поэзией.
Сам же все больше налегал на огурцы. Съел полбочонка, оставшееся незаметно рассовал по карманам и банально сбежал.
Теперь мы понимаем, что не случайно Максим Максимыч из "Героя нашего времени" "удивительно хорошо зажарил фазана, удачно полил его огуречным рассолом".
На протяжении всей жизни Лермонтов любил сладости. Он с явным удовольствием упоминает их в романе "Вадим": "Стол в гостиной уставили вареньями, ягодами сушеными и свежими; Генадий Василич Горинкин, богатый сосед, сидел на почетном месте, и хозяйка поминутно подносила ему тарелки с сластями; он брал из каждой понемножку".
Известно, что в 1841 году в Пятигорске, за несколько дней до роковой дуэли Михаил Юрьевич получил посылку от своей бабушки - сладкие гостинцы.
Среди всех сладостей он, впрочем, выделял мороженое. Уже упоминавшийся Чиляев сообщал, что его делали у Лермонтова каждый день.
И недолюбливал картошку - считал ее чужой едой. Писал в стихотворении "Пир Асмодея":
И вот за стол все по чинам садятся, И вот лакей картофель подает, Затем что самодержец Мефистофель Был родом немец и любил картофель.
И в поэме "Сашка":
И чем же немец лучше славянина? Не тем ли, что, куда его судьбина Ни кинет, он везде себе найдет Отчизну и картофель?.. Вот народ...
Душа пьяной компании
Будучи сначала студентом, а затем офицером, Михаил Юрьевич охотно принимал участие в приятельских пирушках. Писал все в том же "Сашке":
Святое место! Помню я, как сон, Твои кафедры, залы, коридоры, Твоих сынов заносчивые споры: О боге, о вселенной и о том, Как пить: ром с чаем или голый ром...
Нередко пирушки устраивал сам Михаил Юрьевич. Литератор Владимир Бурнашев писал: "В Царском мы застали у "Майошки" пир горой и, разумеется, всеми были приняты с распростертыми объятиями, и нас принудили, впрочем, конечно, не делая больших усилий для этого принуждения, принять участие в балтазаровой пирушке, кончившейся непременною жженкою, причем обнаженные гусарские сабли играли не последнюю роль, служа усердно своими невинными лезвиями вместо подставок для сахарных голов, облитых ромом и пылавших великолепным синим огнем, поэтически освещавшим столовую, из которой, эффекта ради, были вынесены все свечи и карсели".
"Майошка" - юнкерское прозвище самого Лермонтова.
Кстати, после пиршества в Царском Селе компания поехала в Санкт-Петербург. Вместе с ними отправилась и корзина со снедью. Там были половина окорока, жареные рябчики, телятина. Из выпивки - ратафии, ликеры и дюжина "шампанской искрометной влаги, никогда Шампаньи, конечно, не видавшей".
Но нельзя, конечно, утверждать, что окорок и рябчики - излюбленные блюда Михаила Юрьевича, а ратафии (крепкие сладкие настойки с соком) и ликеры - его любимые напитки. Да, это, конечно, не галки, они не были противны поэту. Но и всего-то. На месте окорока с легкостью мог оказаться, например, бараний бок. Вместо ликера - ром. Лермонтов даже и не заметил бы подмены.
Для него было главное - показать свою щедрость, радушие.
Из книги: Алексей Митрофанов, "Любимая еда русских писателей".