Как каравай без солонки
Дачный дом без веранды - как каравай без солонки. Вроде бы все при нем, а все равно не каравай. Так и здесь. Именно веранда отличает дачный дом от мастерской, кладбищенской конторы и сторожки станционного смотрителя. Потому что у могильщика, мастерового и смотрителя нет никакой надобности слушать осенний дождь, глядеть на мокрое оконное стекло в квадратик, прихлебывать из старой щербатой чашки тимьяновый чай и забирать ложечкой из блюдца только что снятые с домашнего варенья пенки.
Эти полезные люди - могильщик, смотритель и мастеровой - существуют в совершенно иных, созидательных мирах. Они производят продукт, пусть даже в виде могильного холмика. А дачник вопиюще бесполезен, он не производит ничего, и именно для этого ему нужна веранда.
За окнами - снега, степная гладь и ширь, На переплетах рам - следы ночной пурги… Как тих и скучен дом! Как съежился снегирь От стужи за окном. - Но вот слуга. Шаги. По комнатам идет седой костлявый дед, Несет вечерний чай: "Опять глядишь в углы? Небось все писем ждешь, депеш да эстафет? Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве - балы". Смутясь, глядит барчук на строгие очки, На седину бровей, на розовую плешь… - Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки, Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!
Это Иван Бунин, "Дядька". Где происходит разговор? Томится юноша? Где сейчас будет разложена потертая колода карт? Ужели в зимней кухне? Может, в спальне?
Нет, конечно, на веранде, где зимой в уголках оконных квадратов застывают скользкие льдышки, которые нужно растапливать пальцем, чтобы палец онемел от холода, а потом чтобы несколько минут его покалывало. И чтобы всплывало в голове слово "щемящий" - совсем не понятно, к чему относящееся, так, слово само по себе.
Кафе "Веранда"
Веранда хороша настолько, что, уезжая с дачи, хочется забрать ее с собой. Иногда это удается. В самом центре Юрмалы, на туристической улице Йомас есть заведение под названием "Веранда", популярное в первую очередь у русских туристов, у подмосковных дачников. Там есть и круглый стол со скатертью, и окна в квадратик, и какой-то загадочный чай. В межсезонье там плавают в воздухе запах сосен и слово "щемящий", а летом там туча российских туристов бурлит и роится, пьет русскую водку и горячий черносмородиновый сок, поет и пляшет, падает и снова поднимается плясать.
Совсем как в Подмосковье, на дачном участке, где происходит ровно то же самое, и ни у кого ничего не щемит, потому что веранда прекрасна во все времена года, и даже летом, когда она пуста, почти что позабыта, но на ней радостно горит старая люстра с двумя разбитыми рожками, и освещает сквозь оконные квадраты бесконечный летний дачный праздник.
Лишь пару раз за вечер - непостижимым образом переходящим в ночь - разгоряченная хозяйка крикнет:
- Кто опять дверь не закрыл? Комаров на веранду напустите!
Летним днем
А летним днем веранда примеряет на себя иную романтичность. На круглом столе сушатся яблоки, преврашаясь в чьи-то коричневые сморщенные уши. Под столом кот жрет мышь. В углу привычно подтекает самовар. Рядом старое велосипедное колесо, которое никогда никуда не поедет, но его никогда и не выбросят. В дверь вбит гвоздь, на нем настенный календарь с пейзажами, открыт на позапрошлом месяце. На подоконнике лежит дряхлый старик - журнал 1978 года выпуска. Пахнет пластмассовым клеем, ацетоном - чей-то ребенок тут клеил модель самолета, да так и ее склеил.
"Смотрит веранда заплаканными глазами зацветших стекол. Голубые глицинии давно опали, засохли тиссы перед крылечком," - тосковал Иван Шмелев в романе "Солнце мертвых".
"Широкая веранда дачи выступала в этот сад и вся была заткана ветвями глициний, фиолетово-голубоватого цвета, которые по вечерам сильно благоухали," - тихо радовался Валериан Светлов в новелле "Жизнь цветка".
"Запертая веранда с разноцветными стенами была нашим единственным удовольствием, а маленький китайский биллиард со своими стеклянными шарами и колокольчиками развлекал нас в длинные дождливые дни". А это Константин Мочульский, монография, посвященная Достоевскому.
Веранда удивительнейшим образом превращает печаль и тоску в какое-то светлое, даже пьянящее чувство. И в этом ей нет равных.
(Написано для газеты "На Рублевке")