Еще раз: ананасы и шампанское
В заголовке нет ошибки. Да, сочетание ананасов и шампанского первым делом вызывает в памяти знаменитую "Увертюру" Игоря Северянина:
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро! Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском! Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Но дело в том, что этот замечательный десерт показал Игорю Васильевичу именно Маяковский. В 1914 году, в Симферополе, во время Первой олимпиады футуристов, Маяковский окунул кусок ананаса в шампанское, а потом его съел. И посоветовал сделать то же самое Северянину:
- Игорь Васильевич, попробуйте ананасы в шампанском, удивительно вкусно!
Северянин моментально произнес экспромт - первые строчки будущего стихотворения. А в январе 1915 года оно было написано полностью и навсегда определило образ Северянина.
Заодно в декадентском сообществе появилось и новое блюдо - ананасы, порезанные в вазу с шампанским. Хотя, как мы теперь знаем, аутентичный рецепт требует куски ананаса всего лишь макать. Если, конечно, в этом случае можно говорить об аутентичности и вообще о рецепте.
Щедрый даритель пончиков
В детстве Маяковский любил пончики. Притом любил не только есть их сам, но и угощать ими товарищей. Специально ради этого просил у мамы больше денег. Причину повышенных трат не скрывал.
При этом Маяковские жили довольно бедно.
Зато на себе маленький Володя экономил. В 18 лет снимал избушку в Петровско-Разумовском, у Соломенной Сторожки - специально чтобы не обременять расходами семью. Ввел сам для себя "прожиточный минимум" - сухая колбаса и баранки. Полвершка колбасы на завтрак, вершок (4,45 сантиметра) на обед, и полвершка на ужин. Баранки тоже подлежали строгому учету. Например, на завтрак полагалось две баранки.
Все это хозяйство было подвешено под потолком - чтобы не слопали мыши.
Впрочем, иногда молодой человек не выдерживал - есть-то хотелось всегда. И уже рано утром съедал весь дневной рацион, оставляя себя без еды на весь день. Впрочем, иногда съедал и на три дня вперед.
Зато помогали всевозможные приработки - в первую очередь, рисунки и малярная работа. В то время Маяковский посещал занятия в Училище живописи, ваяния и зодчества. Гонорары, разумеется, шли на дополнительную пищу.
Можно ли считать баранки и сухую колбасу любимой едой Маяковского? Вряд ли. Во всяком случае, ближе к концу этой диеты.
Впоследствии эти петровско-разумовские баранки выросли до размеров бубликов и выкатились в "Окнах РОСТА", в стихотворении "История про бублики и про бабу, не признающую республики":
Сья история была в некоей республике. Баба на базар плыла, а у бабы бублики.
По сюжету, мимо шел красноармеец и попросил у бабы один бублик. Баба отказала, да еще и обругала бедного красноармейца. И в результате у красноармейца не хватило сил, чтобы победить врага, враг заявился на базар и сожрал бабу вместе с ее бубликами.
Особенности семипольной системы
Впоследствии, когда Владимир Владимирович сведет знакомства со старшими людьми искусства, он их таким же, несколько циничным, зато рациональным образом поделит. Стихотворец называл эту систему семипольной. Маяковский писал: "Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье "ем" Чуковского, понедельник - Евреинова и т. д. В четверг было хуже - ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень - это не дело".
Дело в том, что Илья Репин был воинствующим веганом. Восхищался: "Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь… Выброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры, мясо уже и прежде оставлено. Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав - вот элексир жизни".
А насчет сажени Маяковский несколько преувеличивал. Все таки рост поэта был 189 сантиметров, а вовсе не 213.
Непросто было и с известным драматургом Николаем Евреиновым. Однажды он встретил поэта словами:
- А Маяковский... Вы, наверное, не против хорошего ужина, по лицу вижу. Гении всегда голодают. Но сейчас мы это все устроим. Фазанов любите?
"Мне бы любительской колбасы с французской булкой фунта полтора, - подумал Маяковский. - Да чаю с сахаром внакладку стаканов шесть. А то каких-то фазанов!"
Однако же ответил Евреинову:
- Фазанов? Обожаю!
- Превосходно.
Евреинов звонит в звонок и говорит появившейся горничной:
- Пойдите на кухню, узнайте там, остались ли от обеда фазаны, и велите подать молодому человеку.
Та послушно удаляется. А Николай Николаевич продолжает резвиться:
- Садитесь, Маяковский. Сейчас вам подадут холодных фазанов. По-моему, это самый изысканный завтрак: холодные фазаны. Бисмарк всегда ел за завтраком холодных фазанов.
В конце концов, конечно, выяснилось, что "фазанов не осталось".
- Придется вам сегодня остаться без ужина, - резюмировал безжалостный драматург.
Щедрость поэта
В 1918 году Владимир Маяковский спасался от холеры в поселке Левашово под Петроградом. Писал сестре Ольге: "Меня до того тут опаивают молоком (стаканов шесть ежедневно), что если у меня вырастет вымя, скажи маме, чтоб не удивлялась".
В день шесть стаканов молока! Бесплатного! Немыслимое счастье.
Конечно, Владимир Владимирович - как и в детстве, с пончиками, по возможности старался угостить своих друзей. В 1920 году, на открытии Дома печати (нынешний Домжур) Владимир Владимирович потчевал приглашенных: "Кушайте сельдя, замечательный сельдь!"
Сельдь у него была мужского рода.
Именно Маяковский уговорил Луначарского передать журналистам особняк Гагариных на Никитском бульваре. Так что Владимир Владимирович чувствовал себя хозяином вечера. Хотя селедка, как и прочая закуска, принадлежали не ему.
А писательница и переводчица Рита Яковлевна Райт-Ковалева вспоминала: Маяковский отводил нас в буфет и кормил всю ораву лучшим, что можно было там достать - песочными пирожными и простоквашей".
Но это был уже не 1911 и даже не 1920, а 1921 год. В Московском цирке ставили пьесу "Мистерия-буфф" Владимира Владимировича.
В те времена привычной пищей Маяковского был черный хлеб с селедочной икрой. Но, опять же, не из кулинарных предпочтений, а потому что эту еду было проще достать.
Ромашка яичницы
С приходом нэпа все более-менее наладилось. Нормальная еда стала обыденностью и не вызывала восхищения. Хотя, конечно, радовала.
Маяковский часто повторял: "Пища - вещь немаловажная, от нее зависит твоя работоспособность". А перед завтраком, случалось, напевал:
И яичницы ромашка На сковороде.
Это строчки из поэмы Семена Кирсанова "Моя именинная":
Сердце Рикки Тикки Тавви словно как во сне и яичницы ромашка на сковороде.
Маяковский пел эту "яичницу" на мотив одной из популярных песенок того времени.
Осторожен до брезгливости
У поэта наконец-то стали появляться настоящие - а не от безысходности - любимые блюда. Во многом здесь была заслуга Лили Брик. Легендарная возлюбленная Маяковского вспоминала, как "она приходила к нему в комнату, уставленную цветами и угощением, купленными на деньги Брика, которые тот ему выплачивал построчно, добавляя и свой выигрыш на бильярде. У Елисеева покупался кровавый ростбиф, соус тартар и камамбер. У "Де Гурме" - пьяные вишни и миндальные пирожные в огромном количестве. Цветы от Эйлерса. Фрукты вымыты в двух кипяченых водах. Начищены башмаки. Повязан самый красивый галстук".
Насчет двух вод следует пояснить. Маяковский был невероятно брезглив и панически боялся чем-нибудь заразиться. Он даже кружку в пивной держал особенным образом. Не ручкой справа, потому что так делают все. И не ручкой слева, потому что так делают левши и те, кто тоже боится заразы. А ручкой ровно напротив рта - потому что так уж точно никто не делает.
Кстати, пиво Маяковский не только с удовольствием пил, но и усердно рекламировал:
Долой запивающих до невязания лык, но пей Трехгорное пиво - пей "Двойной золотой ярлык".
И в другой раз:
Здоровье и радость - высшие блага - в столовой "Моссельпрома" (бывшая "Прага"). Там весело, чисто светло, уютно, обеды вкусны, пиво не мутно.
Щен, он же Щеник
Какой-либо системы, пристрастия к какой-либо определенной кухне у Маяковского не было. Среди самых любимых - вареники с вишней и шашлык.
Однажды Владимир Владимирович нарисовал щенка с шампуром и послал этот набросок Лиле Брик. С подписью: "Если вы не напишете все, все, все про себя, я сейчас же начну вымирать со скуки. Целую все, все лапки и головки тебе и Оську в лысину. Любите меня, пожалуйста, и не забывайте, а я весь ваш Счен.".
Счен (Щен, Щеник) - "домашнее" имя Маяковского в семье Бриков. А сама Лиля Брик была Кис или Киса.
Любил кукурузу. Говорил: "Я грузин и в детстве ел ее всегда".
А одна из современниц Маяковского, Наталья Рябова писала: "К столу были поданы корнишоны. Маяковский набросился на корнишоны, и скоро все они были съедены. Я широко открытыми глазами, чуть не с отчаянием глядела на Маяковского. Вид великого русского поэта, поглощающего огурцы в таком невероятном количестве, казался мне оскорбительным. Еще хуже было то, что Владимир Владимирович, увидев мое удивление и поняв, к чему оно относится, растерялся и тоже почти с ужасом посмотрел на пустую вазочку"
Вообще же Маяковский мог, забывшись, съесть довольно много. Вот похожее воспоминание другой современницы: "Барашек издавал приятный запах, и Маяковский... взял с блюда кусок барашка. При этом он не переставал говорить дальше, очевидно, не замечая, что делает. Так он ходил вокруг стола, рассуждая, и, когда съел первый кусок, взял с блюда второй, третий - видно, ему понравилось. Только когда захотел вытереть руки и механически стал искать салфетку, он понял, что увлекся, и засмеялся".
Впрочем, не всегда виной была рассеянность. Будучи в Берлине, он говорил кельнеру на совершенно невозможном русско-немецком суржике: "Пять порций дыни и пять порций компота. Я русский поэт, знаменитый в России, мне меньше нельзя".
А еще Маяковский любил на десерт холодную манную кашу с корицей. Фактически, это был упрощенный вариант одного из классических русских десертов - гурьевской каши. Но в полном комплекте - с цукатами, медом, орехами и молочными пенками - она, вероятно, казалась ему чересчур буржуазной.
Примечательно, что, будучи в 1925 году в Париже, Маяковский написал стихотворение под названием "Кафе". Но ни про еду, ни про напитки в нем нет вообще ни слова.
Вино и шампанское
Отношения с алкоголем были легкими, никого ни к чему не обязывающими. Поэт охотно пил вино, шампанское. Любил крюшон. Говорил: "Вино я всосал с молоком матери - родился среди виноградников и пил его, как дети пьют молоко".
(Сразу вспоминается радость уже взрослого поэта по поводу ежедневных шести стаканов молока и просьбу передать об этом маме. Тут возможно множество догадок, но воздержимся.)
Пунш Маяковский тоже любил. И не только сам пунш, но и строки Пушкина из "Медного всадника":
Шипенье пенистых бокалов И пунша пламень голубой.
Владимир Владимирович говорил: "Вот кто понимал и чувствовал, что такое вино!.. Вы чувствуете, как это здорово! Шш и пп, ппенистых, ппунша, ппламень - товарищи, это здорово! Дай бог всякому! Я и то завидую. Пушкин понимал, что такое пунш, с чем его едят и как он шипит. Надо чувствовать это шипение".
Уже будучи признанным мэтром, Маяковский учил молодого Валентина Катаева: "Только выскочки и парвеню кричат на весь кабак: "Шампанского!" А всякий уважающий себя человек должен говорить "вино". А уж все окружающие должны сразу понять, что раз вы говорите вино, то имеете в виду именно шампанское, а не что-нибудь другое. И в ресторане никогда не кричите: "Шампанского!" Заказывайте официанту вполголоса, но внушительно: "Будьте так добры, принесите мне вина". Он поймет. Уж будьте уверены. Принесет, что надо".
Схожее замечание он сделал Юрию Олеше. Когда тот крикнул: "Шампанского!" - Владимир Владимирович произнес: "Ну, Юра, что это вы! Просто скажите "Абрау"".
Из вин Маяковский больше всего любил рислинг. При этом рислинг с финиками мог заменить ему полноценный обед.
Водку же Маяковский презирал. Тот же Катаев удивлялся: "Водку совсем не признавал. С презрением говорил, что водку пьют лишь чеховские чиновники".
Из безалкогольного питья больше всего любил компот.
Из книги: Алексей Митрофанов, "Любимая еда русских писателей".