Недалеко от сада "Липки", на изломе улицы Некрасова стоит невзрачное на вид потрепанное зданьице. В нем размещаются какие-то серьезные организации, у входа иной раз дежурит полицейский. Ничто не наведет на мысль, что это - бывшая гимназия Саратова, одна из лучших в Казанском учебном округе.
Литератор В. Золотарев, который в конце девятнадцатого века обучался здесь, видил гимназию иначе: "Это был громадный двухэтажный дом с александрийской колоннадой на улице и большим продолжением вглубь двора, причем внутренний корпус заканчивался двухсветным актовым залом. Внизу под актовым залом помещался пансион для приезжих из губернии гимназистов… С восточной стороны внутреннего корпуса был разбит довольно большой декоративный сад, где на отдельных больших деревьях можно было спрятаться в листве от надзирателя… В теплое и сухое время в перемены нас выпускали на площадку и в сад. На площадке были деревянная горка и гимнастические приспособления, состоявшие из мелкой лестницы, колец, двух гладких шестов для лазания. Около горки помещался фонтан без воды, по внутренним краям которого мы бегали как на велосипедном треке".
Эту гимназию оканчивали многие известные впоследствии саратовцы - архитектор Шехтель, врач Захарьин, изобретатель лампочки накаливания Яблочков, антрепренер Лентовский. Не удивительно, ведь до 1897 года, когда в городе открылась, наконец, вторая гимназия, это было единственным средним светским образовательным учреждением. Самое же интересное время из жизни первой гимназии, пришлось на период с 1851 по 1853 годы, когда здесь учительствовал молодой Чернышевский.
Воспоминания современников говорят отнюдь не в пользу Николая Гавриловича: "Его бледное лицо, тихий пискливый голос, близорукость, сильно белокурые волосы, сутуловатость, большие шаги и неловкие манеры, - вообще вся его наружность показалась ученикам очень смешною, почему они стали между собою посмеиваться над ним".
Однако Чернышевский подкупил своих учеников манерой поведения. Он, во-первых, говорил им "вы". Во-вторых, сидел не за учительским столом, на возвышении, а прямо перед передними партами. В третьих, пренебрегал традиционными учебниками, а вместо этого читал стихи Жуковского и Пушкина, и вообще старался держать атмосферу доверительную, неформальную.
- Какую свободу допускает у меня Чернышевский! - возмущался директор гимназии. - Он говорит ученикам о вреде крепостного права. Это вольнодумство и вольтерьянство! В Камчатку упекут меня за него!
Однако Мейера никто в Камчатку не упек - довольно скоро Николай Гаврилович уехал в Петербург. Его жизнь только начиналась.